Сотрудник Института всеобщей истории, ассириолог Илья Сергеевич Архипов стал лауреатом премии Правительства Москвы по тематике «Материальная культура древней Месопотамии первой половины II тыс. до н.э.». "Полит.ру" публикует интервью с московским ассириологом.
Правительство Москвы вручило ежегодные премии молодым ученым. Среди лауреатов оказался кандидат исторических наук, научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Илья Архипов, занимающийся исследованиями более 15 лет. Тема его работы: «Материальная культура древней Месопотамии первой половины II тыс. до н.э.». Мы публикуем интервью с ученым. Какие существуют направления в изучении древнего Ближнего и Среднего Востока, и к каким направлениям – школам вы могли бы себя отнести? Трудно сказать, что я принадлежу к какому-то направлению. Направление подразумевает некоторую общую концепцию. Я представляю дисциплину ассириологию, которая занимается изучением древней Передней Азии. В широком смысле ассириологией обычно называют те дисциплины, которые работают с клинописными текстами. Лично я занимаюсь ранними периодами — с середины III тысячелетия до середины II тысячелетия. У кого вы учились, кто ваши учителя в России и за рубежом? Я учился в МГУ на историческом факультете (с 1996 по 2001), и тогда практически не было специализации по истории древней Передней Азии, довольно трудно было научиться аккадскому языку. Но на факультете дается очень хорошее общеисторическое образование. В университете моим научным руководителем была Светлана Семеновна Соловьева. Диссертацию («Политическая история Верхней Месопотамии в годы правления Зири-Лима, царя Мари») я писал в ГАУГН, de facto – в Институте всеобщей истории под руководством Александра Аркадьевича Немировского. Важнейшую роль в моем образовании сыграла стажировка во Франции с 2006 по 2008 годы. Сначала я получил стипендию Дидро для постдоков на 6 месяцев. Стипендию платит парижский фонд «Дом наук о человеке», а руководителя на стажировку нужно выбирать из научных французских организаций. В моем случае это был Жан-Мари Дюран (Jean-Marie Durand), тогда он был профессором Коллеж де Франс (Collège de France). Это французская организация представляет собой собрание профессоров, которые занимаются исследованиями, а также ведут бездипломные курсы высшего образования — других научных сотрудников там нет. Традиционно считается, что профессорами Коллеж де Франс становятся лучшие во Франции специалисты в соответствующей области. Сначала полгода у меня была стипендия, а потом Жан-Мари Дюран пригласил меня на два года на работу. Я стал участвовать в проекте издания текстов Мари, это такой древний город в Сирии. В результате работы в этом проекте я написал книжку на французском. В основном за нее я и получил премию. Мои главные учителя – Жан-Мари Дюран и Доминик Шарпен (Dominique Charpin). Ассириологией занимаются во всех развитых странах. Наверное, больше всего дисциплина развита в Германии, сопоставимо развита в США, по крайней мере в количественном отношении. Хорошо развита во Франции, Италии. В России она неплохо развивается в последние годы, благодаря ИВКА (Институту восточных культур и античности) РГГУ, уровень школы сравним с небольшой европейской страной – Голландией, Бельгией или Финляндией. Как бы вы определили место ИВКА РГГУ в своей области? ИВКА сейчас – довольно большая структура, я имею отношение к кафедре истории и филологии Древнего Востока и могу судить только о ее деятельности. Это совершенно потрясающее начинание. Это подразделение в ИВКА возникло в конце 90-х, за это время усилиями Леонида Ефимовича Когана и его единомышленников, среди которых надо упомянуть Сергея Владимировича Лёзова, была создана прекрасная библиотека с лингвистическим уклоном, единственная в России по ассириологии и семитологии. Там преподаются языки аккадский, древнееврейский, хеттский – большинство языков, которые использовали клинопись. Ничего сопоставимого с этим подразделением в России нет, это единственный центр. В Москве есть три места, где в какой-то форме представлена ассириология. Скорее в виде отдельных ученых: здесь, в ИВИ есть я и Александр Немировский, в МГУ – Светлана Семеновна Соловьева и Борис Александров, а в ИВКА есть именно научный коллектив. Занимаетесь ли вы и это подразделение ИВКА популяризаторской деятельностью? Да. Во-первых, за последние несколько лет они издали две научно-популярные книжки. Я переводил их с французского языка. Во-вторых, у Леонида Ефимовича Когана есть проект, связанный с островом Сокотра, языком сокотри: они разработали письменность для этого языка, который был бесписьменным. Вокруг проекта, поскольку это не древняя история, а современность, арабский мир, есть медийный интерес: появилось несколько очень хороших, интересных интервью. Что повлияло на ваше решение заняться столь редкой наукой, как ассириология? Я, кажется, всегда знал, что буду ученым — это ведь зависит от склада ума и характера. Мне нравится работать с данными, их упорядочивать, систематизировать, сравнивать, делать выводы. С детства любил сидеть с разными справочниками, энциклопедиями. Довольно рано заинтересовался древними языками и древней историей. Ассириология – это и то, и другое. Другое дело, что скорее случайным оказался выбор именно ассириологии, а не египтологии или, к примеру, истории древнего Китая. Тут свою роль сыграли преподаватели истфака МГУ. Хотя основные знания в области ассириологии я получил в ходе уже упоминавшейся работы во Франции. На самом деле ученый учится всю жизнь, главным образом благодаря общению с коллегами, которые его окружают. В моем случае это сотрудники Отдела сравнительного изучения древних цивилизаций Института всеобщей истории РАН и Института восточных культур и античности РГГУ. Вернемся к вашему исследованию. Расскажите о нем. В центре внимания ассириологии находятся тексты на древневосточных языках – аккадском, шумерском, хеттском и других. Общее между этими языками состоит в том, что они пользовались особым видом письменности – клинописью. Ассириология – синтетическая дисциплина, объединяющая историю с лингвистикой и филологией. Она с разных точек зрения изучает древнейшие цивилизации, которые существовали с III по I тысячелетие до нашей эры в Передней Азии – на территории современных Ирака, Ирана, Сирии и Турции. Археологи, которые работают в этих странах последние два века, находят различные предметы, созданные этими цивилизациями, в том числе клинописные таблички, которые и являются объектом наших исследований. Многие из этих табличек доходят до нас через тысячелетия в прекрасно сохранившемся виде. К данному моменту обнаружено, по одной из оценок, более 500 тысяч таких табличек, что позволяет получать более чем подробные сведения об этих цивилизациях. Вы лично проводили расшифровку? Еще 150 лет назад ученые не знали ни письменности, ни языков этих цивилизаций. Но постепенно специалисты научились дешифровывать и переводить клинописные тексты. Это происходило традиционным путем – от известного к неизвестному. Некоторые надписи были составлены на двух языках — аккадском и древнеперсидском. Один из них, древнеперсидский, был уже известен ученым, благодаря чему удалось дешифровать и аккадский. Сегодня удалось достичь степени понимания клинописных текстов на уровне, скажем, 95%. Но, разумеется, этим занимались многие специалисты на протяжении долгого времени. Мне принадлежат лишь некоторые дешифровки. Это очень интересная работа, так как содержание текстов самое разнообразное. Это и личные письма, и поэзия, и законы, и коммерческие документы,и хозяйственная отчетность, и многое другое. Вы специализировались на чем-то конкретном? В любой науке сегодня преобладают узкоспециализированные темы. Моя работа была сосредоточена на вопросах древней металлургии и связанных с ней ремесел. В частности, удалось издать около 700 текстов на эту тему. С одной стороны, это не так много, учитывая, общее количество известных клинописных табличек. Но это и не мало. Гуманитарные науки вообще развиваются не через какие-то глобальные открытия, а формируются благодаря накопленным знаниям. Так что эти 700 текстов – мой вклад в общую копилку. Как изменились научные представления после ваших публикаций? Например, удалось доказать, что железо в Месопотамии получило распространение задолго до начала «железного века» и уже в начале II тысячелетия до нашей эры широко использовалось в ювелирном деле. Нам удалось получить новые данные о цементации –это технология, позволяющая отделять серебро от золота. Раньше считалось, что она появилась в середине I тысячелетия, а выяснилось, что это случилось на 1000 лет раньше. Появились новые данные о транспортных средствах, в частности, о совершенствовании устройства колеса. В результате работы с текстами удалось уточнить или впервые установить значение более 500 аккадских терминов, связанных с металлургией и металлическими предметами. Это, конечно, совсем немного в сравнении с общим объемом знаний, которые можно получить при работе с клинописными табличками. Древние цивилизации – это целый мир, многогранное общество со всеми присущими ему атрибутами: от мирной жизни до великих сражений, от любви до предательства, от искусства до технологий, от религии до научных знаний. По вашему ощущению, изменилось ли отношение государства к науке и научным исследованиям за последнее время? Безусловно, сегодня государство начинает понимать, что к науке нужно относиться всерьез, что наука является одним из главных конкурентных преимуществ страны. Однако надо сказать, что зачастую в центре внимания оказывается не сами исследования, а возможности и перспективы их практического применения. Но фундаментальная наука по определению непрактична. Причем существует такой парадокс, что самые непрактичные исследования часто приносят наибольшую пользу. Иными словами, чем более в обществе развито «бесполезное» знание, тем чаще из него вырастают практически применимые открытия. Наука меняет представления о мире, они становятся более рациональными. Тот, кто знает, как развивалось человечество на разных исторических этапах, вряд ли станет выдумывать истории о строительстве пирамид инопланетянами или доказывать, что та или иная страна – родина всего на свете. Человек, в целом мыслящий разумно, чаще добивается успеха и в практических областях. Где интереснее работать, во Франции или в России? Интересно работать везде. Другой вопрос – где работать комфортнее? В российской науке одна из основных проблем – это несопоставимо низкий уровень заработной платы по сравнению с европейскими странами, что приводит к пресловутой «утечке мозгов». Никакого секрета тут нет. В университетах и структурах Академии наук есть понимание этой проблемы. Надеюсь, что она будет решаться. Но свои трудности есть и в Европе. Например, конкурс на вакантное место ученого по моей специализации во Франции доходит до 150 человек. Что вполне понятно: даже в тех областях науки, где коммерческие перспективы практически отсутствуют, жить на установленную государством зарплату можно безбедно, а заниматься исследованиями – очень увлекательная работа. Еще одна российская проблема состоит в том, что гуманитарные исследования сосредоточены в крупных городах, в основном в Москве и Санкт-Петербурге. Но чтобы при существующем уровне зарплат работать ученым в крупном городе, а тем более — в Москве, ты должен в этом городе родиться или иметь родственников, иначе у тебя просто не будет денег на жилье. Это закрывает путь в науку талантливым людям из других регионов. Из хорошего могу отметить, что сегодня развивается проектное финансирование, когда деньги выделяются под конкретное исследование или работу. Очень интересное начинание – создание в прошлом году Российского научного фонда с большим объемом средств для каждого проекта. Другое дело, что большие средства редко доходят до «малых» дисциплин, таких как древняя история. Расскажите, пожалуйста, о ближайших планах. Есть совместный с французскими коллегами проект по изучению отчетных документов и существовавших в Передней Азии хозяйственных практик. Также на очереди научно-популярная книга о жизни в царстве Мари в XVIII веке до нашей эры, готовится новый учебник по истории древнего Востока для МГУ. Работы много. У ученых, кстати, всегда много работы. Вы вряд ли встретите исследователя, который работает «из-под палки» или «от звонка до звонка». Творчество, в том числе научное – дело добровольное. При этом у нас тоже существуют обязательства, договоренности и сроки, которые нужно соблюдать. Так что работаем с утра до ночи. Но главное – это так интересно!
ИЛЬЯ АРХИПОВ
